Завлабами становятся не только от хорошей жизни. А директорами института — от дважды нехорошей. Начинается вся история с советской шутки о том, что ученый — это человек, который удовлетворяет собственный интерес за государственный счет. Студент, аспирант, постдок — это люди, которым можно задавать вопросы: «А что в науке интересного? Что бы вы хотели в науке сделать?» Раньше я на полном серьезе мог себе позволить подумать о том, в какой области можно получить Нобелевскую премию, а в какой можно опубликовать статью в Nature или Science. А сейчас реальным стал следующий вопрос: что я смогу сделать в науке с имеющимися у меня на данный момент ресурсами? Чем дальше, тем сильнее испытываешь давление и понимаешь, что можно изучать лишь то, под что можешь привлечь ресурсы.

Студент-аспирант-постдок — это золотое время. Часто аспиранты говорят: «Хочу скорее защититься». Но зачем торопиться? Смысл? Сидишь, капаешь, можешь думать о Nature и Нобелевской премии. Ведь у тебя не болит голова о том, когда дедлайны, когда заканчивается грант, по которому надо опубликовать еще энное количество статей. Это с одной стороны. С другой стороны, свобода может быть сильно ограничена, что очень зависит от завлаба, профессора. Впрочем, ничего не мешает подойти серьезно к выбору потенциального научного руководителя, имея в виду и критерий свободы, которую он предоставляет своим сотрудникам.

Сейчас идет ползучая революция в медицине, ломаются устои. Медицина ранее и по сей день базируется на том, что есть человек, который ставит диагноз. Этот человек — врач. Однако уже сейчас для любого человека можно собрать информацию о десятках тысяч диагностически значимых маркерах, совокупность которых ни один человеческий мозг обработать не может. То есть мы переходим к большим данным, обработка которых доступна лишь искусственному интеллекту, но не врачу. Получается, что основа медицинских систем во всем мире будет ломаться. А что делать, если искусственным интеллектом будет поставлен неправильный диагноз? Кто будет виноват?

В популярных научных журналах — Science и Nature — хорошо публикуются работы, которые имеют фундаментальный характер, а не прикладной. С одной стороны, с завлабов требуют высокорейтинговые публикации, а с другой стороны — требуют практическое применение, поэтому иной раз приходится двигаться в разные стороны, пытаясь найти компромисс.

Цикл разработки лекарственных препаратов очень долгий, и за то время, когда препарат выходит на рынок, он уже устаревает. Изменение информации по препарату должно идти в режиме онлайн с данными, которые по этому препарату поступают без перерыва. А сейчас у нас есть регистрационное досье и есть реальная жизнь. Пока они существуют в разных плоскостях.

Наука — это сродни спорту. Не может быть спортсмена, занимающего вторые места. Если ты занимаешься наукой — ты всегда первый. Даже в маленькой, мало кому интересной области, если ты не первый, то ты наукой не занимаешься. Сегодня пришла ко мне девушка-первокурсница, спрашиваю у нее: «Ты что дальше собираешься делать?» «Посмотрим», — говорит. Вот это «посмотрим» меня в молодежи изумляет. Хотелось бы от них слышать: «Хочу Нобелевскую премию! Можно не сегодня, можно завтра».

Из-за того, что наука — это про первых, ученый не может не быть амбициозным. Должны амбиции бить через край. Иначе лучше сидеть в офисе с девяти до четырех. Если нужен баланс между жизнью и работой — это в офис. С девяти до четырех, а дальше — баланс.

Источник: PCR.News